Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Феномен барнаульских педагогов, или Способна ли российская школа на собственное мнение и реальное сопротивление

Все мои дискуссии с коллегами и друзьями о том, почему российские учителя и вузовские преподаватели молчат и ничего не делают против милитаризации образования, обычно имеют крайне странное течение. Потому что на моей стороне — факты, а на их стороне — мнения, близкие к теориям заговора. Мой основной тезис в этих спорах прост: нет доказательств, что активно действовать против войны, находясь внутри российского образования, статистически опасно.
Школа мало похожа на бряцающий кандалами механизм переделки людей
Школа мало похожа на бряцающий кандалами механизм переделки людей Сайт средней школы №99 поселка Лесной г. Барнаула

Нет доказательств, что есть хотя более чем 50-процентная вероятность репрессий. А вот доказательств обратного за три года войны в Украине накопилось предостаточно. Например, вот уже почти три года висящая в открытом доступе петиция российских ученых против войны с тысячами подписантов. Сколько из них подверглись репрессиям? Доли процента.

В недавнем докладе, посвященном состоянию академических свобод в России, как ни пытались авторы доказать, что страдания российской академии под гнетом режима невыносимы, но удалось им найти на всю страну за три года лишь около 200 случаев вообще всех «репрессий». То есть не только уголовных дел (их, кстати, там почти нет), но даже и увольнений, и отчислений по политическим мотивам.

Словом, нет не только 50-процентой вероятности репрессий, но и даже однопроцентной вероятности. Сравните с независимыми СМИ, которых после начала войны отстреляли буквально поголовно. Прямо скажем, в сфере образования Российская Федерация мало похожа на бряцающий кандалами кровавый режим.

Мои оппоненты говорят, что точечные репрессии даже страшнее массовых и учителя с преподавателями поэтому запуганы не меньше, чем в сталинские времена. Так говорить, конечно, удобно. Эта позиция позволяет и европейские гранты получать, и с коллегами в самой России не ссориться (а то мало ли чего с европейскими грантами — вдруг и вернуться придется), и вообще избегать серьезного разговора о причинах, по которым российское образование стало верным союзником режима, ведущего войну.

Я же не перестаю повторять, что система образования стала верным союзником режима по собственному выбору. А эти точечные репрессии стали возможны вовсе не потому, что режим кровавый, а потому, что никакого заметного организованного сопротивления в системе просто нет. Проще говоря: репрессируют в системе образования не потому, что кто-то выступил. А потому, что он выступил один. Новоколледж, который был уничтожен по политическим мотивам, был уничтожен не потому, что я публично выражал свою антивоенную позицию. А потому, что я выражал ее один. Поступили бы также еще сто директоров колледжей — уверен, никаких репрессий бы не было.

Если так, то ответственность за репрессии нужно возлагать не на государство, а на само образовательное сообщество. И здесь мы приходим к одному важному вопросу — а способно ли российское образовательное сообщество на низовую самоорганизацию и реальное сопротивление решениям государства? Принято считать, что нет, низовые связи в российском обществе отсутствуют, а уж в образовании — и подавно.

Тем интереснее эта маленькая предновогодняя история из поселка Лесной — микрорайона столицы Алтайского края города Барнаула. Здесь в местной школе № 99 под самый занавес 2024 года две трети педагогов написали коллективное заявление об увольнении в знак протеста против увольнения своего директора. Прошел уже почти месяц — и большая часть из подписантов не согласилась с уговорами местного комитета по образованию и в школы не вернулась.

Предыстория конфликта проста, как тысячи других подобных случаев, и лишь небольшая пикантная деталь выдает в ней примету времени — в конфликте участвовал «ветеран СВО», устроенный после дембеля в школу одновременно и сторожем, и преподавателем шахмат (что поделать — школа маленькая и отдаленная), Александр Сергеев.

Сергеев отправился в свой законный отпуск, а директор школы Владимир Бабак попросил его из этого отпуска вернуться немного пораньше. А еще попросил дежурить в школе не до 7, а до 9 утра. Словом, требовал невероятного — подольше поработать. «Ветераны СВО» такого, конечно, не любят, иначе они бы не были «ветеранами СВО».

Сергеев написал на директора жалобу, обвинил того в недостаточно глубокой гражданской позиции, и далее по списку. Его жалобу как «ветерана СВО» рассмотрели в первоочередном порядке, и директора быстренько сняли с должности.

В «либеральных СМИ» этот конфликт поспешили представить как конфликт директора-гуманиста и воинственного «ветерана СВО». В том, что это не так, легко убедиться, почитав коллективное письмо родителей в защиту директора, в котором они обстоятельно перечисляют заслуги уволенного: «воспитывает подрастающее поколение в духе нравственности и патриотизма», «организует и направляет ученический и педагогический коллективы школы на участие в акциях поддержки наших военнослужащих в зоне СВО» и так далее.

Но дело даже не в позициях сторон. Дело в том, что после этого из школы уволились 15 из 24 педагогов. Взяли и не вышли на работу. Устроили коллективную акцию несогласия с политикой государства. Выступили против «ветерана СВО». Пообещали, что если их не услышат, то они будут «жаловаться в вышестоящие инстанции».

Воображение борцов за свободы учителей в России на этом месте должно представить черные воронки, съезжающиеся к домам уволившихся следующей ночью. Но ничего такого, конечно же, не произошло.

В школу уже в январе приехала чиновничья комиссия, и. о. директора назначили одну из восставших — завуча по учебно-воспитательной работе. За завучем в школу вернулось пятеро уволившихся. Судьба «ветерана» — кляузника остается неизвестной, но похоже, что ему популярно объяснили, что человек он, конечно же, уважаемый, но найти в пригороде Барнаула десять новых учителей посреди учебного года куда сложнее, чем попросить его помолчать. Словом, власть пошла на уступки восставшим.

Вряд ли этот случай попадет в доклады о нарушении академических свобод в России. Вряд ли о нем будут говорить на европейских конференциях. Потому что он демонстрирует скверную для защитников российских учителей мысль: если им, учителям, что-то действительно нужно, то они берут ручку, бумагу, и посылают своё начальство к черту. А начальство это, понимая, что с учителями в стране напряженка, не менее решительно идет им навстречу.

 Почему же они точно также не протестовали против «Разговоров о важном», «писем герою» и просей псевдопатриотической милитаристской ерунде? Ответ на поверхности. Впрочем, вам он вряд ли понравится.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку